Больные библиофильством

Воспоминания об А.М. Луценко

Очарование Серебряного века, кажется, нашло свое воплощение в самом образе Аркадия Михайловича: профессорская внешность, грамотная интеллигентная речь, доброжелательность и искренний интерес к собеседнику. Все это органично соединилось с темой его собирательства — иллюстрированная книга, графика, поэзия и автографы первой трети ХХ века. Он радостно плавал и по-детски счастливо бултыхался в этом книжном море, разгоняя вокруг себя круги и волны имен, дат и библиофильских историй.

Мы познакомились достаточно поздно, о чем  постоянно жалею, ибо столько всего не переговорили, не перехвастали друг друга, не перехвалились новыми приобретениями. Тут я, впрочем, лукавлю. Вряд ли в моем собрании могло появиться что-нибудь этакое, чем можно было бы удивить знатока и счастливчика в плане книжных находок, каковым был А.М. Луценко.

Помню нашу первую встречу в октябре 2007 года в его маленьком кабинетике позади торгового зала в магазине «Библиофил» на Лиговском проспекте.

Аркадий Михайлович встретил меня удивленно:

— А я думал Вы на джипе приедете, с охраной какой-нибудь. А Вы  так по-простому…

Он показал мне несколько книг, бывших у него в это время на реализации. Одну из них — «Символы и эмблемата», второе издание 1788 года в весьма приличном виде — порекомендовал купить, но я как-то не решился, о чем до сих пор жалею. Сразу же последовало приглашение посетить его домашнюю сокровищницу, что я не преминул сделать тем же вечером.

Типичный питерский двор недалеко от Невского проспекта, куда входишь через глубокую арку; просторная квартира с какой-то непонятной планировкой: из коридора и кухни в гостиную ведут три ступенечки, а перед гостиной еще какой-то коридорчик со шкафами, в которых разместились книговедческая литература, альбомы по искусству и различные каталоги.

Сама комната — это небольшой зал со старинной мебелью и графикой на высоких стенах. Акварели Волошина, Остроумовой-Лебедевой,  Добужинского еще больше формируют атмосферу вековой давности, так и кажется, что сейчас за окном раздастся голос уличного разносчика или старьевщика. Я, запутавшись в бюрократических водоворотах, не сумел приехать к оговоренному ужину, за что был укорен, ибо Аркадий Михайлович из-за диабета был вынужден строго соблюдать часы приема пищи.

За чаем началась библиофильская пытка. Мой собеседник стремительными движениями извлекал то из книжных шкафов, то из секретера, то с полок этажерки такие редкости, что просто дыхание перехватывало. И это несмотря на то, что я уже был подготовлен его изданием «45 любимых книг» к тому, с чем придется встретиться. Но автографы Ахматовой, Волошина, Кузьмина, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой и многих других продолжали проливаться золотым дождем на плюшевую скатерть с бахромой. Потом пошел Ремизов, который просто ввел  в предынфарктное состояние своими грамотами, свитками, рисунками, автографами. Казалось, что он сидит где-то здесь же, в крайнем случае — за стеной, и через дымоход продолжает подбрасывать свои фантастические писульки, сворачивая их в трубочку.

Зашедшая в комнату милая супруга моего визави — Ольга Валерьяновна — с некотором ужасом наблюдала за вихрем, который создал в гостиной Аркадий Михайлович. Надо отдать должное ее долготерпению и умению гармонизировать библиофильские страсти, которые, как известно, захватывают организм настоящего собирателя целиком и полностью, не оставляя свободного пространства.

Меня также удивил идеальный порядок, как в самой гостиной, так и в умении содержать библиотеку. Обычно сталкиваешься с грудами книг на столе и стульях, они россыпью громоздятся на подоконниках, тумбочках и этажерках. Здесь же не было ни одной беспризорной книги, они все уютно располагались на своих местах на полках книжных шкафов или в ящиках секретера. Издания в мягких обложках были обернуты в суперобложку из кальки, на корешке которой ярким синим или черным фломастером или гелиевой ручкой были написаны название и автор. Наиболее ценные для хозяина книги снабжались экслибрисом, который по традиции размещался в верхнем левом углу оборота передней обложки. По моим наблюдениям у Аркадия Михайловича было два основных экслибриса.

Нас также объединило с А.М. Луценко наличие в семьях двух дочерей. Эта больная для большинства собирателей тема — что будет с моим собранием после меня? — не имеет универсальных рецептов. Как позже выяснилось, Аркадий Михайлович заранее позаботился о том, чтобы наследники достаточно четко понимали, как распорядиться книжным собранием после трагических событий. Это мудрый поступок, на который  непросто решиться, но надо уметь переступить через естественные сомнения и суеверные страхи.

На память о незабываемом вечере у меня остался экземпляр № 75 чудесного издания А.М. Луценко «45 любимых книг», изящно оформленного и выпущенного в свет его старым товарищем, маэстро книжного переплета  Леонидом Колпахчиевым тиражом 100 экземпляров. На нем автограф Аркадия Михайловича «с пожеланиями собирать не только редкости, а особые редкости, похожие на представленные в этой книге экземпляры».

Честно признаюсь, в последующие разговоры и встречи я не смог похвастаться Аркадию Михайловичу тем, что это пожелание стало реалией моей собирательской жизни. Но, наверное, это не так важно по сравнению со счастливыми часами общения двух больных хроническим библиофильством людей. Этого-то сейчас как раз остро и не хватает.