Книжная Флоренция

— Осторожно, Алексей Алексеевич, давайте, что ли, сначала полотенцем просушим, — сказал профессор-математик, академик и библиофил Алексей Иванович Маркушевич другому знаменитому академику и книжному собирателю Алексею Алексеевичу Сидорову, бережно раскладывающему промокшую инкунабулу на покрывале кровати в двухместном номере флорентийского отеля «Савой» поздним вечером 5 ноября 1966 года.

— Не знаю, удастся ли еe спасти, все страницы мокрые насквозь! А ведь такой экземпляр «Корабля дураков»! И гравюрки Дюрера все вроде бы на месте! Издание 1498 года, которого даже в «Ленинке» нет! Переплeтик вроде бы более поздний, шестнадцатого века, как я вижу, тоже весь набух от воды, бедняга! Повезло Вам, Алексей Иванович.

— А я вижу — плывут, бедолаги, одна за другой, штук 30, наверное. По формату узнал с десяток эльзевирчиков в пергаментных переплeтах, ну да они не больно редки. Я перегнулся через бортик лодки и схватил пару книжек, что побольше форматом. Вот ведь какая напасть! Что с остальными стало? Погибли, наверное!

— Как же Вы с лодочником договорились?

— А я вышел в холл отеля, смотрю, там таксист, который нас из аэропорта вeз. Я ему на английском говорю: «Boat!» и итальянские лиры показываю. Он меня проводил к кромке воды и какому-то своему знакомому лодочнику с рук на руки передал. Вот мы с ним по затопленным улицам пару кругов и проплыли, пока на книги не наткнулись.

— А вторая-то какая? Давайте хоть посмотрим, где она?

— Вот, голубушка, я еe сразу в плащ из болоньи завернул, сам под дождeм промок.

— Боже мой, это же часовник! Иллюминированный, с ручной раскраской! Смотрите, Алексей Иванович, красота-то какая! Судя по всему — середина XVI века, да ещe во владельческом подписном переплeте!

— Дайте мне, Алексей Алексеевич, как-то Вы небрежно еe листаете. Страницы-то мокрые, они и расползтись могут. А это ведь фантастический книжный памятник!

— Может, еe феном немного подсушить? Я в ванной комнате видел фен.

— Ну, не знаю. Я этот фен впервые в жизни вижу, а уж тем более никогда им не пользовался.

— Я видел, у меня вторая жена им всегда волосы сушит.

— Это не аргумент. Давайте для начала все страницы проложим какими-нибудь листочками. Вот как раз тезисы Вашего доклада «Друг книги — советский библиофил» на римской конференции уже не потребуются.

— Берите, коллега, на благое дело не жалко. Ваш докладик «Иллюстрированные издания о В.И. Ленине» тоже весьма пригодится. Давайте вообще все материалы конференции используем. Удачно мы все-таки на ней в Риме оказались.

— Да, Алексей Алексеевич, повезло нам. Я как услышал по телевизору о наводнении во Флоренции и о том, что библиотека затоплена, сразу решил, что надо сюда лететь. Завтра вернeмся в Рим, и никто нашего отсутствия не заметит. Ну что, продолжим?

— Давайте вот отсюда ещe странички вырвем.

— Не надо, Алексей Алексеевич. Это прелюбопытнейшая книга. Молодой книголюб только что в Воронеже выпустил.

Олег Ласунский, не слышали?

— Слышал-слышал. А как называется?

— «Власть КНИГИ: рассказы о книгах и книжниках». Я только что еe получил и взял в дорогу.

— Дадите почитать, Алексей Иванович?

— Вы же знаете, Алексей Алексеевич, я книги «почитать» не даю,потом они уже не возвращаются. Вы же видели, у меня дома плакатик висит:

 

Не шарь по полкам жадным взглядом,

Здесь не даются книги на дом.

Лишь безнадeжный идиот

Знакомым книги раздаeт.

 

— Ну и сушите тогда сами свои инкунабулы.

Академик Сидоров, злорадно ухмыляясь, неожиданно подошeл к тумбочке Маркушевича, взял будильник и завeл, ехидно вслушиваясь в его трезвон туговатым ухом.

Примерно такой фантасмагорический сон может присниться любому впечатлительному библиофилу, оказавшемуся во Флоренции и прочитавшему в путеводителе абзац следующего содержания:

«4 ноября 1966 года. Самое страшное в истории Флоренции наводнение: уровень воды в некоторых местах превышал 5 метров. Залило 320 живописных досок, 692 картины, 495 скульптур, сотни фресок и огромную часть Национальной библиотеки — рукописи и инкунабулы плавали по улицам пачками».

После этого он, конечно, начнeт метаться по всем антикварно-букинистическим магазинам Флоренции, что и сделал автор этих строк. Расчeт простой: вдруг за прошедшие 44 года никто не выкупил подмокших русских книжек? А ведь город знаменит своими ассоциациями с русскими библиофилами и литераторами!

Например, в 1824 году палаццо Монтаути-Никколини, что на via dei Servi, 15, приобрeл знаменитый московский библиофил Дмитрий Петрович Бутурлин (1790‒1849). Он же — генерал-майор, сенатор, участник Отечественной войны 1812 года, друг П.А. Вяземского, Н.М. Карамзина, В.Л. Пушкина, в конце жизни — директор Императорской публичной библиотеки, а затем председатель Комитета для высшего надзора в нравственном и политическом отношении за духом и направлением всех направлений российского книгопечатания. Его первое книжное собрание сгорело в Москве в 1812 году, но и последующее было весьма впечатляющим. Из итальянских сокровищ, по легенде, ему досталась «Божественная комедия» с рукописными пометками самого Данте.

И ведь буквально за три дня до законного отпуска (вот двойная радость!) в книжном магазине «Москва» нам удалось купить три томика романа М. Загоскина «Аскольдова могила» 1833 года в чудесных переплeтах с экслибрисом Бутурлина на каждом томе. Наклеенные в то время, они оставили желтоватые следы на противоположной стороне переднего форзаца, придавая особый аромат книге. Такие экземпляры ах как любимы знающими толк книжниками! А эпиграф А.С. Пушкина «Дела давно минувших дней, / Преданья старины глубокой!» ещe больше увеличивает ценность романа. Ведь уже встречаются подобные книги с пометкой хитрых букинистов: «Прижизненная публикация Пушкина»!

Да и семейство горнопромышленников Демидовых надолго обосновалось во Флоренции, один из которых — Анатолий — не только меценатствовал и воздвиг стоящий до сих пор памятник своему отцу, но и приобрeл маленькое княжество и стал князем Сан-Донато (с высочайшего дозволения российского государя). «Наверняка книги из их библиотек в роскошных переплeтах с суперэкслибрисами красуются в витринах антикварных магазинов», — думает наивный библиофил-путешественник.

А вдруг Фeдор Михайлович Достоевский, дописывавший здесь своего «Идиота» в доме № 21 прямо на площади палаццо Питти, оставил какие-нибудь книги из своей библиотеки с пометками на полях, и они сейчас — ненужные и неузнанные — пылятся на нижней полке малюсенькой букинистической лавки?

Вообще в XIX веке славная плеяда русских литераторов воздавала должное Флоренции, побывав в ней: П.А. Вяземский, С.П. Шевырев, А.И. Герцен, М.П. Погодин, Н.И. Греч, Н.И. Майков, А.А. Григорьев, Ф.И. Буслаев. Мы не говорим уже о том, что Флоренции посвящена целая глава в знаменитой шуточной поэме И.П. Мятлева «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей».

И Александр Блок, побывавший здесь в 1909 году и разочарованный современным состоянием города, вполне мог забыть на столике в гостинице листочек с таким рукописным текстом:

Флоренция

1

Умри, Флоренция, Иуда,

Исчезни в сумрак вековой!

Я в час любви тебя забуду,

В час смерти буду не с тобой!

О, Bella*, смейся над собою,

Уж не прекрасна больше ты!

Гнилой морщиной гробовою

Искажены твои черты!

 

Хрипят твои автомобили,

Твои уродливы дома,

Всеевропейской жeлтой пыли

Ты предала себя сама!

 

Звенят в пыли велосипеды

Там, где святой монах сожжeн,

Где Леонардо сумрак ведал,

Беато снился синий сон!

 

Ты пышных Медичей тревожишь,

Ты топчешь лилии свои,

Но воскресить себя не можешь

В пъти торговой толчеи!

Гнусавой мессы стон протяжный

И трупный запах роз в церквах —

Весь груз тоски многоэтажный —

Сгинь в очистительных веках!

Май-июнь 1909

* Bella — красавица (ит.), распространенное в Италии название Флоренции.

2

Флоренция, ты ирис нежный;

По ком томился я один

Любовью длинной, безнадежной,

Весь день в пыли твоих Кашин?

О, сладко вспомнить безнадeжность:

Мечтать и жить в твоей глуши;

Уйти в твой древний зной и в нежность

Своей стареющей души...

Но суждено нам разлучиться.

И через дальние края

Твой дымный ирис будет сниться,

Как юность ранняя моя.

Июнь 1909

 

Да и позднее, в конце ХХ века могли где-нибудь оставить свои маргиналии почeтный гражданин Флоренции Иосиф Бродский и получивший здесь квартиру от городских властей Андрей Тарковский. Именно в ней, кстати, и писался сценарий его «Жертвоприношения».

С такими мыслями страждущий библиофил выходит из отеля и открывает путеводитель и карту города, чтобы определить предстоящий маршрут. Но охотника за книжными сокровищами ждeт разочарование: в путеводителе о букинистических магазинах нет ни слова.

И вот уже момент предстоящего сладостного библиофильского путешествия безвозвратно упущен: из отеля выходят его жена и дочери; дети радостно обступают и с криком: «Папа никуда не ушeл!» — тянут в разные стороны. И вместо букинистических магазинов идут они по какой-то торговой улице, где в домах XVIIвека сосредоточились витрины сувенирных лавок, спортивных магазинов и кафе-мороженых, мимо которых пройти никак невозможно. Маршрут уже известен: он лежит через привокзальную площадь к остановке двухэтажных туристических автобусов, на которых так удобно совершать обзорные экскурсии почти во всех сколь-либо значимых европейских городах.

Но ведь есть библиофильский Бог! И помнит он, что «страждущему воздастся». И направляет он стопы всего семейства в подземный переход перед железнодорожным вокзалом Санта-Мария-Новелла. И что же видит там несчастный библиофил? А видит он такое, что не встречалось ему, побывавшему более чем в пятидесяти странах, нигде в мире.

На покрытой кафелем стене подземного перехода расположены подсвеченные витрины с рекламой букинистических магазинов Флоренции, а так-же переплeтно-реставрационных мастерских города. Их, конечно же, немного, буквально штук пять или семь, но тем дороже такая забота муниципальных властей об этом уютном библиофильском мирке! И осталось только русскому путешественнику сфотографировать пару этих постеров на память да переписать указанные на них адреса всех магазинов, чтобы уже на следующий день совершить по ним прогулку в сладостном одиночестве.

Но вот настал этот день, и вот уже обойдены четыре магазина, в которых осмотрены все полки и опрошены букинисты за прилавками, а результатов всe нет и нет. Подобное разочарование настигает и в самом роскошном магазине на via Ricasoli, 14. Среди тысяч томов в чудесных переплeтах нет ни одной русской книги! Лишь часто встречающееся лондонское издание «Костюмов России» 1803 года в богатом марокене предлагается русскому библиофилу за 3 тысяч евро (с 20-%ной скидкой, если заплатить наличными).  Но, здраво рассуждая, он не идeт на поводу у продавца, вспоминая, что и в родной Москве у многих в продаже имеются экземпляры этого издания по ещe более скромным ценам. И, чтобы хоть как-то развлечься, требует принести ему все имеющиеся инкунабулы, а затем долго их разглядывает, уделяя особое внимание знаменитой «Нюрнбергской хронике» 1493 года с великолепными гравюрами, одну из которых — «Танец смерти» — приписывают молодому Дюреру. Экземпляров этой книги во всeм мире сохранилось не так уж мало — 1250, но вот на постсоветском пространстве она имеется лишь в двух государственных библиотеках.

Библиофил узнаeт «скромную» стоимость этого даже не подмоченного экземпляра и потом начинает размышлять, где же ему достать злосчастные 75 тысяч евро:

— Можно, конечно, продать мою библиотеку заклятому врагу-библиофилу и на вырученные деньги начать собирать инкунабулы, их-то как раз после Маркушевича никто не коллекционирует, — думает он.

— Но лучше, пожалуй, отделить дома детские спальни и, например, кухню, где всe время стоит шум и гвалт, превратить их в отдельную квартирку, а еe-то как раз и продать, — продолжает собиратель свои невесeлые размышления,   обещав подумать продавцу и выходя из магазина.

— Ничего, наверное, не выйдет, да и Таня с детьми будут против, — грустно вздыхает он по пути в «Савой».

— Ну что, дорогой, посмотрел свои мамункулы? — через пять минут спрашивает его жена в холле отеля, не подозревая, какого несчастья только что удалось избежать библиофильской семье.