Самостоятельные книжные собрания

Молодой собиратель, окунувшись в мир антикварной книги, неизбежно столкнется со множеством искушений. Книжные обложки и переплеты будут окружать его со всех сторон, кричать и соблазнять: «Купи меня! И меня тоже!» Лишь с течением лет библиофил, испытав все мучения, ужас которых можно соотнести только с деталями известной картины Иеронима Босха «Искушение Святого Антония», начнет осознанно ограничивать себя в процессе формирования домашней библиотеки. Но тут вступят в свои права другие эмоции и переживания: «Как расстаться с уже приобретенными и не вписывающимися в темы собрания шедеврами, когда в памяти прочно удерживаются все детали и эмоции, связанные с обстоятельствами их покупки; когда корешок книжки, любовно размещенной на книжной полке, уже примелькался и стал таким родным?» Ответы на эти вопросы каждый терзающийся библиофил находит для себя самостоятельно.

Пройдя через все этапы книжных переживаний, я так и не сумел ограничить себя двумя-тремя темами, сохранив достаточно широкий взгляд на просторы необъятного книжного океана1. Но при отборе книг стал руководствоваться простым принципом: если данный экземпляр пополнит и улучшит одну из самостоятельных книжных коллекций моей библиотеки, то тогда можно начинать осознавать возможность его приобретения по щадящей цене. Сразу оговорюсь, что понятная ограниченность финансовых ресурсов, к большому счастью, не дает возможности покупать книги по высоким ценам, но многие владельцы охотно идут навстречу, понимая, что книжка не будет перепродана на следующий день, а любовно сохранится в достойной домашней библиотеке2.

Антикварные книги появляются на моих книжных полках традиционными путями. Некоторые из них принадлежали моему отцу Сеславинскому Вадиму Михайловичу, около 20 лет работавшему заместителем председателя Горьковской областной коллегии адвокатов; причем ряд экземпляров был переплетен Л.М. Турчинским, дружившим с папой в 1950-е годы. Не так давно я выяснил, что, в свою очередь, его отец и мой дед — М.Н. Сеславинский — учился несколько лет в Санкт-Петербурге в психоневрологическом институте примерно в те же годы, что и известный библиофил и искусствовед Э.Ф. Голлербах. Сейчас уже невозможно выяснить, были ли они знакомы, но я всегда не устаю повторять, что Серебряный век все еще находится от нас на расстоянии вытянутой руки. А в декабре 2010 года уже у меня было несколько встреч с С.Л. Голлербахом, великолепным художником и племянником Эриха Федоровича, с которым мы также живо обсуждали этот хронологический феномен.

В течение последних 10‒12 лет источниками пополнения моей библиотеки служили московские аукционы и книжные магазины. Крупные поступления происходят из собрания книг и автографов букиниста Л.А. Глезера (при посредничестве А.И. Боровкова), известного библиофила и писателя В.В. Лаврова (в том числе автографы И.А. Бунина и его окружения), академика А.А. Сидорова (памятные продажи на аукционах «Гелоса» в 2005 году), А.М. Луценко (автографы литераторов Серебряного века), В.В. Тарноградского (в основном — иллюстрированные книги XIX века), А.А. Венгерова (два десятка книг, описанных в «Библиохронике», и часть графики из собрания М.В. Раца), С.И. Григорьянца, И.Ю. Охлопкова (дебюты русских писателей), Л.А. Мнухина (автографы и книги из библиотеки М.И. Цветаевой). Антикварная часть моего собрания насчитывает более 3000 книг, да и современная художественная, искусствоведческая и библиографическая литература — не меньше.

Очень условно в первой части библиотеки можно выделить одиннадцать укрупненных разделов.

1. Книги по библиографии и истории библиофильства. В этом разделе фактически исчерпывающе представлены культовые для любого книжного собирателя издания. Не останавливаясь на очевидных тематических книгах, имеет смысл выделить лишь записные редкости и особые экземпляры. Известные три тома «Библиотека Д.В. Ульянинского: библиографическое описание» (тираж 325 экземпляров) присутствуют в двух вариантах. Во-первых, именной экземпляр В.Я. Адарюкова (№ XV) во владельческих переплетах с со хранением издательских обложек и инициалами «В.А.» на корешках. На первом томе — автограф: «Дорогому Владимиру Яковлевичу Адарюкову от искренно-преданного составителя. 9 февраля 1912 г. Москва». Во-вторых, это экземпляр несколько замученного, реставрированного первого тома Г. Юдина под номером DC, с его печаткой-факсимиле на титульном листе. На авантитуле — автограф: «Многоуважаемому Геннадию Васильевичу Юдину на добрую память от составителя. 10 февраля 1912 г. Москва». Трудно себе представить, с точки зрения истории библиофильства, какие имена, соединившись в одном замечатель ном томе, могут быть более ценными для книжного собирателя. По всей видимости, вышедшие позже второй и третий тома уже не могли быть адресованы Юдину в связи с его кончиной. Где путешествовал первый том, через какие библиотеки прошел и куда в конечном счете должен попасть, еще предстоит осознать.

Необходимо также выделить два экземпляра еще одной известной книги Д.В. Ульянинского «Среди книг и их друзей». Один из них — из особой части тиража (большеформатный, на александрийской бумаге, с изображением гравированного экслибриса автора) № 94 — содержит дарственную надпись доценту юридического факультета Московского государственного университета, историку Константину Андреевичу Стратонитскому: «на память о начале нашего знакомства от автора 28 января 1905 г. Москва». Другой, хотя и происходит из обычной части тиража (№ 287), уникален по-своему. На его титульном листе начертан примечательный текст рукой еще одного выдающегося книговеда: «Надписи на полях сделаны с экз<емпляра>, принадлежавшего самому Д.В. У. и теперь находящемуся в Румянц<евском> музее. Л. Бухгейм июнь 1921», а на полях страниц экземпляра книги можно прочесть расшифрованные фамилии букинистов и иных лиц, инкогнито упоминающихся в тексте.

Культовая книжка Г. Геннади «Русские книжные редкости» «одета» в замечательный владельческий переплет работы мастерской Т.И. Гагена и содержит автограф знаменитого библиографа не менее известному в то время санкт-петербургскому издателю и книготорговцу: «Якову Алексеевичу Исакову в знак памяти от автора 12 мая 1872 г.».

Имеющиеся у каждого собирателя две части известной книги Н.Б. (Николая Березина) «Русские книжные редкости» в моей библиотеке «снабжены» такими автографами: «Глубокоуважаемому Павлу Петровичу г. Шибанову на добрую память от составителя» (на первой части) и «Многоуважаемому Павлу Петровичу Шибанову на добрую память от издателя (М.Я. Параделова. — М.С.). Москва 30 июня 1903 г.». И еще один автограф названного выше библиографа и издателя в адрес известного московского букиниста, талантливого ученика П.П. Шибанова присутствует на «Адресной книге русских библиофилов»: «Многоуважаемому Александру Михайловичу Старицыну. На добрую память от составителя (М.Я. Параделова. — М.С.). Москва 18 июня 1904 г.». Многие собиратели автографов знают, что несколько лет упорного собирательства обязательно приведут к тому, что они вступят в вашей коллекции в своеобразную перекличку, неведомым образом попадая на одну и ту же книжную полку. Это происходит и с другими книгами или предметами искусства, но в случае с автографами мистические свойства надписей орешковыми чернилами проявляются особенно явственно. Давно ушедшие на библиофильские небеса собиратели, букинисты и литераторы как будто продолжают беседовать в вашем кабинете, одаривая друг друга своими новыми книгами. Недаром граф Е. Путятин, известный собиратель русских литературных альманахов и сборников, так и назвал свой редко встречающийся библиографический труд: «Перекличка альманахам». Изданные в городе Новая Ушица Подольской губернии тиражом 220 экземпляров две его части всегда ценились книжными собирателями. Мой экземпляр «одет» в цельнокожаный переплет и снабжен литографированным цветным гербовым экслибрисом Сергея Николаевича Крейтона, потомственного знатного библиофила, полковника лейб-гвардии Преображенского полка; его библиотека в 1920—1930 годы распродавалась в Ленинграде.

Еще одна знакомая каждому собирателю книга «Из записной книжки А.П. Бахрушина. Кто что собирает» происходит из собрания А.А. Венгерова, считающего данное издание раритетным («Библиохроника». Т. 2. С. 338), что, конечно, является преувеличением. Но описываемый экземпляр имеет автограф еще одного известного библиофила и издателя данной книги Л. Бухгейма: «Дорогой Александре Дмитриевне на память о 27 марта 1919 от любящего Л. Бухгейма. 29.III.1919».

Для любого библиофила, даже без автографов, вожделенными являются такие раритеты, как отдельный оттиск «Книжных редкостей» Н.М. Остроглазова, выпущенный тиражом 30 экземпляров и отсутствующий во многих крупных книжных собраниях; издание «Описи моего собрания» Л.И. Жевержеева, тираж 99 экземпляров, мой экземпляр № 29 известного историка Константина Адамовича Военского; А. Бурцев «Русские книжные редкости», изданные тиражом 50 экземпляров; С.Р. Минцлов «Редчайшие книги, напечатанные в России на русском языке», тираж 100 экземпляров не для продажи; «Опись книгохранилища Сергея Рудольфовича Минцлова», напечатано 40 экземпляров не для продажи (экземпляр на бледно-зеленом картоне); комплект В. Сопикова «Опыт российской библиографии» с редкими (запрещались цензурой) допечатанными в то время страничками в четвертой части на синеватой бумаге (с. 181 — ругательное замечание в адрес московской типографии Пономарева и с. 249 — с упоминанием «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Радищева); Д.В. Ульянинский отмечает в описании своей библиотеки (Т. 2. С. 95), что эти отдельные листки у букинистов продавались по очень высокой цене, и он сам был вынужден в магазине Парадело-ва купить «пономаревский лист» за 25 руб. и вставить в книгу; замечательный комплект «Материалов для библиографии» Я. Березина-Ширяева со всеми обложками. Для разнообразия — случайное свежее впечатление: приобретенное буквально в дни написания данной статьи нечасто попадающееся издание А. Титова «Сибирь в XVII веке» грустно лежало на стенде одного из участников антикварного салона в Центральном доме художника, страдая от того, что никто из библиофилов не обращает внимания на оттиснутую на передней крышке скромного переплета надпись: «Его высокопревосходительству Александру Дмитриевичу Горемыкину от издателя». А издатель-то, указанный на титульном листе, все тот же Г. Юдин!

Трудно найти составленный А. Бычковым «Каталог хранящимся в Императорской публичной библиотеке изданиям, напечатанным гражданским шрифтом при Петре Великом», изданный в 1867 году в качестве подарка барону М.А. Корфу в день пятидесятилетия его службы. Он всегда дорого ценился у дореволюционных букинистов (от 20 до 50 руб.), а мой экземпляр, похоже, непосредственно описан в знаменитом 105-м каталоге Н. Соловьева (на толстой бумаге, в великолепном полушагреневом красном переплете с углами и золото-тиснением на корешке).

Комплект журнала «Русский библиофил» не просто находится в идеальном состоянии в обложках, но и содержит часть номеров в пересыльных конвертах, адресованных «ЕВР (Его Высокородию. — М.С.) И.В. Калашникову, Москва, Кузнецкий мост, Лионский кредит». Сразу оговорюсь, что, признавая самоценность таких экземпляров, больше ценю журналы в переплетах эпохи, которые несколько уютнее выглядят на полке и гораздо более удобны для чтения.

Среди послереволюционных библиографических книжек редкостей не так уж много. Не останавливаясь на всех многократно описанных ЛОБовских и РОДКовских изданиях и т. п., упомяну лишь о нескольких раритетах. Один из них — экземпляр № VI знаменитого «Альманаха библиофила» 1929 года, содержит культовое вложение в виде отдельного оттиска статьи А. Кайюе «Является ли женщина библиофилом?».

Выделю также парижский «Временник общества друзей русской книги», комплект которого в классическом французском переплете принадлежал одному из отцов-основателей этого общества Якову Евгеньевичу Поволоцкому (шрифтовая типографская надпись о при надлежности экземпляра имеется на первом номере, а на авантитуле — автографы-подписи его четырех сподвижников).

Завершить особую часть библиографии вполне естественно будет особым же экземпляром известной книги Н.П. Смирнова-Сокольского «Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина» с траурным дополнительным титулом, сделанным по подобию известного крыловского листа. Он содержит надпись: «На память о Николае Павловиче Смирнове-Сокольском. Москва, 1962, 13 января в 7 часов 30 минут». Несколько десятков таких экземпляров было подарено вдовой известного собирателя С.П. Близниковской наиболее близким людям. Мой происходит из собрания известного букиниста А.Г. Миронова.

2. Периодические печатные издания традиционно представлены почитаемыми всеми комплектами журналов «Мир искусства», «Золотое руно» (часть журналов в пересыльных конвертах, адресованных в редакцию журнала «Весы»), «Аполлон», «Старые годы», «Антиквар», «Гиперборей», «Среди коллекционеров», «Любовь к трем апельсинам. Журнал доктора Даппертутто», «Записки мечтателей», «Москва», «Жар-птица» (наверное, я буду последним библиофилом, который собрал комплект этого журнала в течение пяти лет номер за номером). Все эти журналы приобретались с традиционной, очевидной мыслью о том, как приятно будет сидеть в глубоком кожаном кресле у камина или лежать на диване и погружаться в атмосферу Серебряного века. Должен сказать, что пока жизнь не подарила даже одного дня такого времяпрепровождения в духе любимого для многих книголюбов Ильи Ильича Обломова.

3. Французская книга в оформлении русских художников-эмигрантов 1920‒1940-х годов не только послужила толчком для выпуска известного альбома «Рандеву» и выставок в Москве и Париже, но и стала темой моей кандидатской диссертации3. Феномен этого книжного пласта до сих пор не был целевым образом изучен в отечественном книговедении. В то же время им можно без всяких натяжек законно гордиться, ибо после дягилевских сезонов в Париже межвоенный период существования французской иллюстрированной книги стал вторым уникальным этапом взаимодействия и взаимопроникновения русской и французской культур. Созданные русскими художниками иллюстрации к библиофильской и детской книге позволили им войти в золотой фонд мирового книгоиздания.

* Трудно было в солидном возрасте решиться на этот шаг, но настойчивость и убежденность профессора Московского государственного университета печати, знатока антикварной книги О.Л. Таракановой сделали свое дело. Последним решающим аргументом стала фраза: «Обидно будет, если кто-нибудь защитится по теме выпущенного Вами альбома “Рандеву”».

Должен сказать, что, осуществив достаточно масштабные проекты по этой теме, я фактически прекратил собирательские изыскания в данном направлении, т. к. дальнейшее пополнение этой коллекции принципиальных изменений в ее качество уже не внесет, да и представленный в «Рандеву» и на одноименных выставках массив изданий является вполне самодостаточным.

4. Собрание книжных переплетов, представленное в моем альбоме «Аромат книжного переплета», наоборот, может расширяться и совершенствоваться до бесконечности. В него постоянно поступают оригинальные образцы, в том числе из известных частных библиотек прошлого. Имеет смысл еще раз сказать, что самостоятельными мини-коллекциями в этом собрании являются подборки книг из библиотек членов семьи Императорского дома Романовых; известных библиофилов прошлого, «одевавших» книги в характерные индивидуальные переплеты, — Л. Бухгейма, П. Ефремова, А. Сидорова, М. Синицына, Н. Синягина, А. Тарасенкова, М. Чуванова, Ф. Шаляпина, С. Шереметева.

Вроде бы уже не удивляешься роскошным переплетам, не уставая, впрочем, наслаждаться наиболее изящными их образцами, но вот поиски и приключения отдельных экземпляров доставляют особое наслаждение; об одной из таких свежих историй и хочется рассказать. Назвать ее можно «Охота на вепря».

Патриарх отечественного библиофильства О.Г. Ласунский мастерски умеет описывать наиболее поразившие его книжки, создавая настоящие оды и баллады в их честь. Именно так он воспел одну из жемчужин собрания своего старинного друга В.В. Тарноградского в обширной статье памяти этого известного книжного собирателя4. Речь шла о замечательной книжке русского писателя М. Осоргина «Вещи человека», посвященной жизни его семьи и вышедшей в 1929 году в Париже библиофильским тиражом 150 экземпляров. Подаренный автором своей жене Танечке экземпляр № I был переплетен в кожу вепря, о чем оба библиофила рассказывали с большим пиететом. Когда через несколько лет мне удалось посмотреть библиотеку Всеволода Валериановича и обсудить свои впечатления с О.Г. Ласунским, Олег Григорьевич настоятельно рекомендовал найти этот раритет и попытаться его приобрести. Он довольно подробно описывал экземпляр и даже сообщил примерное местонахождение: «Осоргин лежал на средней полке плашмя поверх книжек». Проблема заключалась в том, что библиотека к этому времени переехала в другое место, так что первые попытки розысков сына Тарноградского, Игоря Всеволодовича, не привели к желаемому результату. Чем труднее было найти книгу, тем больше мне ее хотелось заполучить. Подумайте сами, — из кожи вепря! Воображение рисовало матерого вепря, отчаянно боровшегося за свою жизнь с охотничьей свитой какого-нибудь немецкого курфюнштера, затем — торг владельца переплетной мастерской за его шкуру, и, наконец, — самого М. Осоргина, выбиравшего с женой кожу для переплета семейной реликвии. В общем, во время очередного визита по любезному приглашению И.В. Тарноградского мной был предпринят тотальный просмотр книжных полок и — о, чудо! — в укромном местечке уникум был разыскан. Он выглядел очень скромно, но кожа переплета действительно ни на что не похожа, она груба и изящна одновременно, имеет тактильно ощущаемую особую энергетику. Попав ко мне домой, эта книга долго лежала на письменном столе. Каким-то непостижимым образом она сопротивлялась тому, чтобы встать рядом с шагреневыми и матерчатыми переплетами своих сородичей в одном ряду на книжной полке.

1. Модная в настоящее время тема первых публикаций и книг русских писателей и поэтов охватывает в моей библиотеке культовые имена великих русских литераторов: В. Капниста, В. Жуковского, А. Пушкина, Е. Баратынского, К. Батюшкова, К. Рылеева, М. Лермонтова, Д. Давыдова, П. Ершова, Ф. Тютчева, Л. Толстого, Н. Некрасова, А.К. Толстого, В. Короленко, А. Мельникова-Печерского, А. Блока, А. Белого, М. Кузмина, А. Ремизова, А. Ахматовой*, М. Цветаевой*, Б. Пастернака, Н. Гумилева, И. Эренбурга*, В. Набокова, И. Анненского*, М. Волошина*, О. Мандельштама*, В. Маяковского, С. Есенина*, К. Бальмонта, И. Северянина*, Г. Иванова*, В. Иванова*, С. Черного и многих др.

2. Иллюстрированные книги ХШ века волнуют умы почти всех обладателей классических библиотек, так же, как

3. альманахи и прижизненные издания этой эпохи. Конечно, после описания библиотек Н.П. Смирнова-Сокольского, П.В. Губара, С.Л. Маркова и других (особенно, если побывать в кабинете Губара Государственного музея А.С. Пушкина на Пречистенке) собирательство по этой теме уже теряет смысл. Можно всю жизнь охотиться за альманахами пушкинского времени, и все равно они займут одну-две полки, а у Губара — это фактически два книжных шкафа. Да и с точки зрения книговедческой науки эта тема во многом закрыта. Что нового можно сказать о прижизненных изданиях А.С. Пушкина?

* Звездочкой отмечены издания с автографом на первой книге.

Но есть один важный момент, который продолжает воодушевлять многих охотников за сокровищами, — это все та же потрясающая энергетика таких книг. Именно поэтому я так часто останавливаюсь у полок, где стоят комплекты «Новоселья», «Полярной звезды», «Северных цветов», любовно достаю отдельные томики «Невского альманаха», «Памятника отечественных муз», «Мнемозины», «Литературного музеума», «Русской талии», «Северной звезды», «Денницы» и другие скромные, но очаровательные и грациозные «альманашки», как их любят называть счастливые владельцы.

Не имея возможности приобретать по заоблачным ценам прижизненные издания Пушкина (всего с десяток книжек в собрании, но при этом имеется весьма редкий, подробно описанный Н. Смирновым-Сокольским экземпляр «Повестей, изданных Александром Пушкиным» 1834 года), я сделал акцент на публикациях великого русского поэта в альманахах и журналах, выискивая их в тот период, когда они были еще более или менее доступными. Достаточно быстро было подобрано около 40 таких изданий.

Какое удовольствие получаешь от разглядывания великолепных гравюр, например, в редчайшем издании сочинений В. Озерова 1828 года с большими полями (тираж 50 экземпляров), «Картинах России» и «Достопамятностях Санкт-Петербурга» П. Свиньина, альбомах А. Плюшара, «Драматическом альбоме» П. Арапова, «Баснях И.А. Крылова» 1825 и 1834 годов, «Живописном Карамзине», «Тарантасе» на слоновой бумаге с вручную подкрашенной рамкой знаменитого фронтисписа; в вожделенных для любого собирателя изданиях с литографиями и кси-лографиями Тимма, Щедровского, Агина и Бернардского, Лебедева! А как обидятся, если их не упомянуть, «Иллюстрированный альманах» с редкой картинкой Белинского, «Наши, списанные с натуры» со всеми обложками, «Листок для светских людей» 1843 года, первые издания «Иронической песни о полку Игореве», «Конька-Горбунка», «Мечты и звуков», «Мертвых душ», «Войны и мира», многочисленные иллюстрированные «Душеньки» и другие культовые книжки!

8. Представительная коллекция иллюстрированных детских книг XIX — первой трети ХХ века также напоминает об излюбленной теме многих библиофилов. Но если издания ХХ века уже достаточно подробно описаны во многих каталогах5, то детские книги предшествующего века еще ждут даже не столько своего исследователя6, сколько издателя, способного представить богатую палитру книжек во всем их красочном разнообразии.

Как строилась система воспитания через книгу наших прабабушек и прадедушек, какие картинки они рассматривали в раннем детстве, по каким азбукам и букварям учились читать и писать — что может быть увлекательнее для любого человека, интересующегося отечественной историей этого времени?! Признаюсь, что такая работа мной уже начата и, надеюсь, скоро будет завершена.

9. Чтобы самокритично подчеркнуть разбросанность своих интересов, сообщу, что существует специальный раздел библиотеки, который условно можно назвать «книжные изюминки». В нем — всего понемножку. Например, инкунабула 1498 года — второе издание С. Бранта «Корабль дураков» с многочисленными гравюрами А. Дюрера; изумительной красоты иллюминированный часовник середины ХVI века со множеством рисунков и в очаровательном переплете эпохи; поэма «Ахилл» Жана Шарля Жюльена Лансиваля (французский поэт и драматург (1764‒1810), неоднократно прославлявший французского императора и получивший от него грант в размере 6000 франков) из библиотеки Наполеона Бонапарта в его знаменитом красном сафьяновом переплете с суперэкслибрисом; несколько петровских книг; небольшая подборка иллюстрированных редких изданий XVIII века; коллекция цензурных экземпляров книг ХIX‒ХХ веков; уникальные рукописные книги и авторские макеты Ф. Сологуба, А. Кусикова, С. Юткевича, П. Антокольского, П. Лукницкого и др.; подборка церемониалов ХIX века, посвященных ритуалам различных мероприятий с участием коронованных особ; буквари и азбуки позапрошлого и прошлого веков.

Постепенно подобралась не очень большая, но изящная коллекция книжной графики, на которую меня вдохновили дифирамбы в ее честь М. Раца и Л. Черткова7. Она насчитывает всего несколько сот листов и в основном тяготеет к Серебряному веку и первому десятилетию советской власти.

Надо сказать, что в современной России неплохо обстоит дело с авторской «книгой художника», которую также можно отнести к этому разделу собрания. Выпускаемые в 1—10 экземплярах прекрасно оформленные книги несколько недооценены среди собирателей и исследователей. Между тем многие из них весьма самобытны и удивительны. Причем это не только известные книги издательства В. Гоппе, но и полностью рукописные книги замечательных художников. Самый яркий из них, на мой вкус, Юрий Ноздрин с его фантасмагорическим построением композиций из текстов, витиеватых рисунков и оттисков самого различного плана. В моей домашней библиотеке имеется удивительный, уникальный экземпляр его альбома «Я помню» на стихи А.С. Пушкина, который можно рассматривать до бесконечности, наслаждаясь ошеломительной каллиграфией, буйством красок и множеством замысловатых деталей.

10. Пожалуй, главной особенностью моего собрания и его сквозной темой являются автографы русских литераторов. Банально говорить о том, что любая книга с автографом уникальна сама по себе, но эта прописная истина настолько поразила меня в самом начальном периоде библиофильской жизни, что данная тема определила стержень собирательской деятельности. Энергетика книг с автографами настолько удивительна, что тени и шепот великих русских писателей и поэтов незримо присутствуют в моем кабинете8. Конечно, эпоха собирательства автографов XIX века на глазах уходит в прошлое, т. к. они либо совсем не встречаются, либо предлагаются по заоблачным ценам. Тем не менее имена Л. Толстого, отца и сыновей Аксаковых, Н. Лескова, Н. Некрасова, И. Панаева, В. Короленко, Д. Мамина-Сибиряка, П. Мельникова-Печерского, М. Салтыкова-Щедрина, И. Гончарова, А. Чехова и многих других присутствуют в этом разделе моей библиотеки. Но главный массив автографов связан с именами культовых поэтов и писателей Серебряного века, стихи которых близки и знакомы с юношеских лет. Сами по себе одиночные автографы не редкость на отечественном антикварно-букинистическом рынке, но мое собрание уникально обширными подборками, некоторые из которых являются, по всей видимости, самыми крупными в отечественных частных библиотеках. Среди них можно выделить коллекции автографов А. Ахматовой (около 40 автографов на книгах), A. Блока (более 20)9, И. Бунина (около 70), А. Ремизова (около 40), Б. Пастернака, М. Цветаевой, А. Белого, В. Иванова, Г. Иванова, М. Кузмина, К. Бальмонта, М. Волошина, И. Эренбурга (более 10 автографов каждого), несколько меньше — Н. Гумилева, В. Маяковского, С. Есенина, О. Мандельштама, А. Куприна, Ф. Сологуба, B. Нарбута, В. Набокова, Д. Мережковского, З. Гиппиус, В. Брюсова и десятков других литераторов, чьи имена чуть менее на слуху. К этому же разделу примыкают крупные фрагменты личных архивов О.Э. Вольценбурга, И.Н. Розанова, Т.Л. Щепкиной-Куперник, В.Б. Сосинского.

Я не культивирую коллекционирование адресованных мне автографов, но горжусь несколькими книжками с дарственными надписями А.И. Солженицына. Знаменитое первое издание «Одного дня Ивана Денисовича» в тонкой желтоватой обложке помню еще с детства, оно лежало на дне секретного ящика книжного шкафа в папином кабинете. Именитый альманах «Метрополь» подписан мне двенадцатью его авторами, некоторых из которых, к глубокому сожалению, уже нет в живых. Вряд ли существует еще один такой уникальный экземпляр культового книжного памятника эпохи тотальной цензуры и самиздата.

Многие мои коллеги-библиофилы настойчиво рекомендуют выпустить подробное описание этой части моего собрания, но оно еще находится в процессе формирования и постоянно пополняется весьма интересными экземплярами.

Кстати сказать, на своем личном опыте убедился в том, что буквально на следующий день после того, как та или иная книга, посвященная самостоятельной части моего собрания, отправлялась в типографию, появлялся экземпляр какого-нибудь издания, великолепно бы украсившего только что законченный книговедческий труд. Так было с каталогом «Книжная графика из частных собраний», альбомами «Аромат книжного переплета», «Рандеву» и «Книгами для гурманов». Упомяну также, что для меня весьма весомой является прямо противоположная позиция другой части библиофилов (например, А.М. Луценко, О.Г. Ласунского), заключающаяся в том, что не надо публиковать все автографы, дабы сохранить материал для будущих поколений исследователей.

11. Последний, секретный раздел моей библиотеки связан с тайными темами, которые пока не следует раскрывать, чтобы не создавать ненужный ажиотаж среди книжных дилеров, обожающих поднимать цены именно на те книги, которые точно нужны бедному библиофилу для пополнения своего целевого собрания.

Будучи сторонником активной библиофильской жизни, я стараюсь всячески популяризировать старую книгу в целом и свое собрание в частности, проводя выставки, литературные гостиные и другие подобные мероприятия. Для библиотеки выполнен с десяток экслибрисов (работы Д. Беккера, И. Дмитренко, Н. Казимовой, А. Калашникова, Т. Козьминой, В. Кортовича, Ю. Люкшина, Ю. Ноздрина, В. Покатова). А вот будут ли книги с ними появляться в продаже — не очень понятно даже мне. Каждый библиофил постоянно думает о том, какая судьба должна быть уготована его собранию, но для обсуждения этой щекотливой и волнующей темы надо, по всей видимости, провести еще одну специальную конференцию.



1 Об этой разбросанности моих библиофильских предпочтений с некоторым укором говорят многие коллеги-книжники. См., например, меткое замечание А.М. Луценко в книге «Опаленный Серебряным веком: Рассказ о создании уникального книжного собрания, о встречах с интересными людьми, а также воспоминания некоторых из них об авторе» (СПб.: Клео, 2010. С. 100‒103).

2 Вспоминаются недавно написанные мне в электронном письме слова патриарха отечественного библиофильства Я.И. Бердичевского: «Видимо, вы уже достигли того положения, когда не вы ищете книжки, а они — вас».

3 См.: Сеславинский М.В. Французская книга в оформлении русских художников-эмигрантов (1920‒1940-е годы): автореф. дис. ... канд. ист. наук: 05.25.03. М., 2010.

4 См.: Ласунский О.Г. Портрет на фоне книг: Всеволод Валерианович Тарноградский // Библиофилы России. М.: Любимая Россия, 2008. Т. 5. С. 93‒103.

5 См.: Старая детская книжка, 1900‒1930-е годы.Из собрания профессора Марка Раца: Описание собрания. Портреты художников. Книжная и журнальная графика. Детские книги. Литература о детской книге / изд. подгот. Ю.А. Молок. М.: А и Б, 1997; Книга для детей: Детская иллюстрированная книга в истории России, 1881–1939: Из коллекции Александра Лурье: [в 2 кн.] / [сост. Л. Ершова, В. Семенихин]. М.: Самолет: Улей, 2009.

6 Имеются очень достойные монографии Э.З. Ганкиной: Для сердца и разума: Детская иллюстрированная книга в России, конец XVII‒ первая половина XIX в. Иерусалим: Иерусалимский издательский центр, 1998; Русские художники детской книги. М.: Сов. художник, 1963; Детская книга вчера и сегодня. М.: Книга, 1988.

7 См.: Книга и книжники: Образ книги в русской графике первой трети ХХ века. (Из коллекций М.В. Раца и Л.И. Черткова). М.: Галерея Эллизиум, 2003.

8 См. статью «Я мысленно вхожу в Ваш кабинет...» 

9 См. статью «Дарственные надписи Александра Блока»».